Можно даже, пожалуй, переделать аристотелевское определение истины так, чтобы оно стало верным для путинского человека: истина есть соответствие мира пожеланиям Власти. Исходя из этого рассказы о голодающих Нью-Йорка, например, являются истиной, даже если они подтверждаются только короткометражкой северокорейского телевидения. А рассказы о гибели псковских десантников в ходе необъявленной войны — очевидной ложью, даже если лжец в качестве доказательства слов своих предъявляет фотографии свежих могил и рассказы очевидцев.
Понятно, что определение это сугубо формальное. Когда россиянин был еще только личинкой, а не куколкой путинского человека, например, государственную премию получила работа группы «Война» «Мужской половой орган в плену у ФСБ». Сегодня, разумеется, подобное немыслимо, и на государственное одобрение может рассчитывать разве что монументальное полотно «Святые Зосима, Савватий и дух тувинского шамана благословляют С. К. Шойгу на проведение внезапной проверки боеготовности войск Дальневосточного округа». Но важно не содержание произведения искусства, разумеется, а лишь отношение к нему Власти. В апреле 2011-го Власть хоть и была смешной, но оставалась Властью, а девизом правления было слово «модернизация». Сейчас ситуация изменилась.
Видимо, нечто подобное патриарх Кирилл и назвал «гармонией» недавно, призывая паству активнее бороться с разрушающим душу псевдоискусством.
Человек исчезает
Путинский человек, живущий нигде и всегда, существует, только пока включен телевизор. Вне прямого контакта с телевизором он превращается в обычного россиянина. Ну, сегодня превращается все еще, а что дальше будет — о том гадать не станем.
Но и превращаясь в обычного россиянина, он помнит главное: дело у него в сфере политического только одно. Только одному его пропаганда по-настоящему учит, каких бы врагов она в данный момент ни разоблачала и о каких исторических обидах ни напоминала бы.
Дело у путинского человека в политике только одно — вообще ничего не делать, не пытаться обнаружить настоящей России, пусть даже для того, чтобы не вовсе бессодержательно ей восхищаться. Нет и для власти, и для Власти ничего страшнее, чем любое его осмысленное действие.
Мы же, кажется, в первом приближении смутный портрет порождаемого пропагандой путинского человека набросали. Но там, разумеется, куча нюансов, о которых еще, может быть, будет повод поговорить.
Иван Давыдов
Journal information